Чужие свои - Страница 65

Андхар честно попытался:

— Ну, вот я — царь, владыка, и я имею право брать чашу из огня и возвращать в огонь, и не обжигаюсь, как простые селяне, но не могу вступать на алтарь, как жрец. Я могу обращаться с просьбами к богам, иногда они отвечают, но не всегда. Обычно Равана меня слышит. А вот ты — бог, и ты можешь всё, — он говорил без намеков и насмешки, с полной уверенностью в справедливости своих слов. — И если ты взойдешь на алтарь и обратишься к аррьяу-ахья, Равана примет тебя и выполнит все твои желания, понимаешь?

— Вполне, — кивнул Валерий. Кое-что и впрямь стало ясно. Что-то в этом роде ему говорили альтаирцы. На Раване, сказал Брангир, находится не энегатор, а слабенький жизнестимулятор. Слабенький для Предтеч и альтаирцев, разумеется. Но, тем не менее, и им можно управлять, только если он на тебя настроен. Значит, артефакт по-разному настраивается на определенных людей. — И дальше?

— И всё, — с упреком сказал Дахгар-а. — А если царем или богом объявит себя тот, кто им на деле не является, Равана его накажет. Обычно чаша отнимает разум, но иногда и просто убивает.

Верно, Квант так и говорил перед настройкой: синхронизация обязательно нужна для взаимодействия, чтобы не погибнуть и не лишиться разума.

— Вот этот жалкий раб захотел обмануть аррьяу-ахья, и был наказан, — закончил владыка. — У тебя еще есть вопросы? Если нет, то я хотел бы еще немного полетать с твоим сыном. А ты можешь остаться в Храме. Никто тебе не помешает.

— Так и поступим, — Седов не стал оспаривать право царя на полеты, теперь уже отлично понимая подтекст приглашения к алтарю. Ему только что недвусмысленно предложили пройти своеобразный раванский тест на божественность.

Валерий не спешил. Сначала он попытался поговорить с жалким обломком человека, в которого превратился некогда самоуверенный и высокомерный Аполлон Панфилов. Все оказалось бесполезным. Ничего не дали попытки поговорить с бывшим послом по-русски, показать картинки и фотографии знакомых с комма, докричаться до несчастного в эмофоне и в мыслеречи. В эмофоне Панфилова был животный страх, в мыслефоне — пустота. Раб только смотрел сквозь собеседника, испуганно моргая безмысленными глазами, и упрямо тёр тряпкой совершенно чистый пол.

Прекратив бесплодные усилия, Валерий подошел к барьеру, окружавшему алтарь, и остановился перед фигурой Великого.

— Так вот, значит, во что ты превращаешь тех, кто пытается бросить тебе вызов, — безмолвно упрекнул он бессловесную фигуру бога-андхара.

Не дождавшись ответа, Седов перешагнул барьер и приблизился к металлическому идолу, вызывающе смерил его взглядом сверху вниз, а потом, подняв руки к некрасивой короткой косичке, быстро расплел ее и мотнул головой, освобождая волосы. Если уж ему суждено обращаться к богам, он сделает это на равных.

— Никогда в жизни я не отказывался от вызова, — сказал Валерий вслух по-андхарски. Он закрыл глаза и представил сверкающие прутья клетки, вбирая в себя энергетические ленты, потом протянул руки к пылающему огню алтаря и опустил их на священную чашу.

Против ожидания огонь не обжигал. Землянин даже не почувствовал тепла артефакта. Наоборот, его как будто охватил легкий озноб, когда он услышал скрежещущий звук металла. Статуя открылась, — догадался Валерий.

Открыв глаза, Седов пораженно уставился на распахнувшуюся перед ним внутреннюю часть алтаря: Равана приглашала его войти и примерить на себя божественную оболочку. И статуя, открывшаяся перед ним, была вовсе не изображением Великого бога андхаров. Валерию предлагалось попробовать себя в роли Единого Трехликого.

Землянин еще раз тряхнул распущенными волосами и с чашей в руках взошел на алтарь главного святилища планеты. Он вошел внутрь огромной шестирукой фигуры, и створки вновь сомкнулись.

Пылающие прутья энергетической клетки перед внутренним взором истончились, побледнели, сменив яркий белый цвет на яично-желтый, затем, как и в прошлый раз, сжались, вонзились в тело сияющими стрелками. Но вместо тепла Седов почувствовал прохладное дуновение ветра, запах цветов, густую тень деревьев, испытал ощущения, проникавшие в сознание, минуя органы чувств, осязание, слух, закрытые глаза. К нему обращалась сама хозяйка Раваны. Обращалась так, как умела, образами, картинками, всплесками эмофона.

Валерий видел бесконечные зеленые леса и крохотных шестилапых мурашек, скользивших по гигантским стволам деревьев, черную воронку смерча над океаном и алый закат над далекой страной рейси, глупых пушистых зверьков на ветках и хищных морских чудовищ на дне глубоких впадин.

— Красиво, всё здесь красиво, — он замер в восхищении и едва не пропустил, не прослушал вопрос. Его заставила прислушаться к мыслефону резко потеплевшая чаша.

И Седов понял, воспринял сложный мыслеобраз: всё, что он увидел, даже ураган, даже океанские хищники — не было угрозой, не несло смертельной опасности биосфере Раваны. Аррьяу-ахья — заботливая прародительница, хранительница, оставленная Предтечами, — заботилась о безопасности своих детей. И ради этого готова была их убивать.

Валерий вспомнил паломников, погибавших в Храме от недостатка энергии при удалении чаши. Безличный артефакт, который запрограммировали на биостимулирующее воздействие, оказался не способен принять правильное решение и соизмерить последствия угрозы.

— Что же еще? Чего ты хочешь от меня? — спрашивала аррьяу-ахья. А может, это только ему казалось? Валерий не удивился тому, что принят и признан, и не поддался иллюзии божественности. Судя по всему, артефакт предназначался для управления Предтечами. Почувствовав настройку Седова на энергатор, чаша приняла землянина за одного из вернувшихся хозяев, а значит, этим можно было воспользоваться, чтобы помочь андхарам и остальным раванцам. И Валерий привычно начал отвечать в мыслеречи: